Год крысы. Путница - Страница 31

— Соврал, ублюдок белокосый, — довольно заключил Румз. Что ж, тем проще. Община уже не раз выцарапывала своих людей чуть ли не с помоста, потому-то наместник и велел страже бить саврянина «наверняка». Но как же он все-таки умудрился исчезнуть из запертой камеры, да еще голышом?!

Когда паренек повернулся уходить, наместник легонько шлепнул его по ягодице, зубасто ухмыльнувшись в ответ на недоуменный взгляд. С паренька разом согнало спесь, по лестнице он взлетел белкой, из пыточной слышно было, как подошвы по ступенькам шлепают. Ты еще не путник, пацан, и отравить тебе жизнь в этом городе — раз плюнуть!

Затем наместник кликнул помощника палача, записать результат дознания. Он вышел корявым, но худо-бедно все объясняющим: стражу опоили каким-то снадобьем, временно отшибающим сознание и память, тело узника завернули в тюк и вынесли, а одежду оставили, чтобы очнувшийся тюремщик как можно дольше ничего не заметил. И хотя девчонка-полукровка и ее жуликоватый дружок в этом, похоже, не замешаны, грехов на них все равно предостаточно.

— Судье можете даже не докладывать. — Румз пробежался взглядом по сыроватой бумаге, исписанной крупным полудетским почерком, кивнул и вручил ее начальнику стражи. Все равно, конечно, доложат, но это уже не имеет значения: если убийца признал свою вину, то распоряжение о казни может издать и наместник.

* * *

Пока шли приготовления к повешению, Жара с Рыской снова заперли в камере. Правда, уже в другой — предыдущая неважно себя зарекомендовала.

Девушка молча, покорно подошла к лавке и медленно на нее опустилась, сложила руки на коленях. Друг, успевший схлопотать под дых и по уху (уж больно приговор не понравился), так просто смиряться не желал.

— Мы ни в чем не виноваты! — возмущенно орал он, тряся решетку (в меру, памятуя о хлипкости замков). В самом деле, какое унижение для матерого вора — быть повешенным за то, чего он не совершал! — Я требую пересмотра дела! Дайте хоть с судьей поговорить!

— Щас, будет он ко всякой швали спускаться. — Тюремщик треснул узника по костяшкам связкой ключей, отпугнув от решетки. — Расшумелся тут… Скоро вам последний обед принесут, не порть аппетит.

— Можно подумать, нам что-то в горло полезет!

— Мне зато полезет, — успокоил стражник. — А вам никто и не предлагает, перебьетесь уже пару лучин.

— И не стыдно?!

— Не-а, — беспечно отозвался тот. Вверху как раз открылась дверь, потянуло запахом жареного мяса, и тюремщик поспешил навстречу посыльному из кормильни.

— Все правильно, — неожиданно сказала Рыска, тихо и обреченно. — Это расплата. Мы ее заслужили.

— Чем?! — изумился Жар.

Девушка уставилась на него с таким же искренним удивлением:

— Мы же убили семь человек!

— Чего это мы? — не понял вор. — Саврянин твой бешеный! А сам удрал, крыса сволочная, чтоб его телегой переехало…

— Мы, — настаивала Рыска. — Я ему помогла с последним разбойником. Я выбрала дорогу, на которой он не промахнулся.

— Он бы и так не промахнулся, — уверенно возразил вор. — Или промахнулся бы и снес головы вам обоим. Или убил его следующим ударом.

— Прекрати! — не выдержала Рыска. — Тебе что, совсем все равно?! Люди же умерли!

— Людей убили, — огрызнулся Жар. Кабы не казнь, эта поляна, пожалуй, еще долго стояла бы у него перед глазами и снилась в кошмарах, но пока что угроза собственной жизни все затмевала. Видал он и трупы, и как дружков его вешали. Второе куда больше впечатлило. — А разбойники сдохли, как бешеные собаки, туда им и дорога.

— Кто мы такие, чтобы их судить?!

— А кто, по-твоему, этого достоин? — Вор кружил по камере, как пойманный волк, отвечая раздраженно и отрывисто.

— Ну… есть же стража, судьи… — Рыска не отрывала от него взгляда, будто боялась, что стоит на щепочку отвлечься — и друг исчезнет и она останется совсем одна.

— Думаешь, они чем-то лучше и безгрешнее?

— Ну… раз их выбрали…

— Ха! — Жар ухватился за решетку и подпрыгнул. Уперся ногами в стенку, подергал за прутья. Сидели мертво. — Кто больше наместнику заплатил или пообещал, того в кресло и посадили! А разбойники заплатят — и будут стражниками называться!

— А как же справедливость?

— Кому она, к Сашию, нужна, твоя справедливость?! — Жар спрыгнул на пол, развернулся к подруге. Лицо у него было красное и злое. — Городу нужен по-ря-док! Чтобы грабили за месяц столько-то, убивали столько-то, а в тюрьме за это сидело и головы лишалось столько-то! И если что-то перевешивать начинает, задача власти — уравнять! А не справедливостью маяться!

— Зато мне она нужна, — упрямо сказала Рыска. — Я без нее жить не могу.

— Вот и будешь через лучину висеть, правдолюбка, — в сердцах брякнул вор. — Только на ведро перед выходом сходить не забудь. А то справедливость — штука неприглядная.

Девушка уставилась на него — безумные желто-зеленые глазищи на бледном, заострившемся лице, — а потом уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Впервые с ночи.

Жар выругался, сделал еще кружок, потом плюхнулся на лавку рядом с подругой, грубо обхватил ее за плечи и прижал к себе.

ГЛАВА 7

Крысы с равной легкостью бегают по полу, стенам и потолку.

Там же

Колая провожали жена и сын, похожий на него как две капли воды — такой же круглолицый, крепенький, с густыми бровями и безвольным подбородком. Жена плакала, мальчишка, глядя на нее, тоже хлюпал носом. Колай смущенно покряхтывал, обнимая то одну, то другого, то обоих разом.