Год крысы. Путница - Страница 18

— А может, им и гитара нужна?! Вор вслушался:

— По мне, бубна вполне хватает.

— Жар!!! Давай езжай, мы с Альком тебя здесь на дороге подождем.

— Еще чего. — Теперь заупрямился саврянин. Мокрая рубашка и холодный ночной ветер не располагали к стоянию в чистом поле, а до табора было не так-то близко. — Не умрут они до утра без этой несчастной гитары. Или пусть ворюга догоняет.

— А мы до утра проездим? — испугалась Рыска.

— Купчишка говорил, до развилки три лучины обозного ходу. Ну мы впотьмах тоже скакать не будем, столько и выйдет, — прикинул Альк. — Сдается мне, этого хватит. А назад уже засветло, наверное.

— Но цыгане могут…

— Дай-ка мне эту проклятую гитару, — таким тихим страшным голосом сказал саврянин, что Жар понял: сейчас предмет спора скоропостижно испортится, и хорошо если о дерево, а не о чью-то голову.

Вор сделал вид, что не расслышал, и поспешно сдвинулся к обочине, чтобы белокосый не смог дотянуться до его трофея.

Рыска обиженно сморщилась, но бросить последний камешек в чашу Алькова терпения не посмела.

В Зайцеград спутники приехали с другой стороны, и нынешняя дорога была им незнакома. Широкая, ровная, она вела в столицу, и власти о ней заботились: подсыпали, когда размывало, вовремя чинили мосты и разбирали завалы после буреломов.

— Хорошая ночь, светлая, — одобрительно заметил Жар.

Лунный свет серебрил высокую траву, как воду. В ней трескуче перекрикивались перепела, заглушая немногочисленных еще кузнечиков. Дорога просматривалась до самого горизонта, на котором лежала лохматая шкура леса.

Альк, напротив, неприязненно косился то на безоблачное небо, то на оставленный город.

— Не люблю полулуние, — неожиданно признался он. — В такие ночи община проводит обряд посвящения в путники… или в крысы. В Пристани никто не спит, даже младшие ученики сидят на кроватях и гадают, на кого падет какой выбор.

— А луна растущей должна быть или убывающей? — подозрительно уточнил Жар. Выходит, Альк им наврал или сам запутался и прошло уже два месяца?

— Без разницы. Главное, яркая и открытая. Тогда росла… У нас считалось, что она более счастливая. — Белокосый горько хмыкнул.

Вор немного успокоился. Полтора месяца, значит. Хотя кой-кому, по словам саврянина, и одного до полного окрысячивания хватало…

— А как путники это делают? — робко спросила Рыска, опасаясь, что Альк снова нахамит в ответ.

Но поглощенный воспоминаниями саврянин негромко отозвался:

— Все наставники собираются в особом зале — есть такой в каждой Пристани, на верхнем этаже, с глухими стенами и слюдяным окном в крыше, — и по очереди вызывают испытуемых.

— А отказаться можно?

— Некоторые отказываются… но очень редко. Никто ж до последнего не знает, что ему присудили. Впрочем, мой наставник оценивал новых учеников всего за несколько занятий, делился со мной по секрету: эх, вон из того и того путников не выйдет, сразу ясно… и почти никогда не ошибался.

— А о тебе он что говорил?

После долгого молчания Альк с трудом расцепил зубы, уже начавшие похрустывать.

— Говорил, что я лучший его ученик за все годы. Что меня ждет большое будущее. Что он уже стареет и ему нужен помощник… Теперь я понимаю, что он имел в виду. Он ковал меня, как меч, себе по руке. Следил за моими успехами, как птичник за гусем, выпасал, откармливал знаниями… чтобы в итоге сожрать.

Саврянин оглянулся еще раз, но дорога за ними оставалась пуста.

— Это он, да? — тихо спросила Рыска. Альк промолчал.

* * *

На въезде в лес девушке стало как-то не по себе.

— Альк, — неуверенно окликнула она, — ты чувствуешь?

— Ага, — отозвался саврянин, продолжая ехать вперед. Рыска забеспокоилась еще больше.

— Может, вернемся?

Альк упрямо тряхнул косами:

— С шошем прогноз был куда хуже, но обошлось же.

— Пронос? — не поняла девушка. — Так беги скорей в кусты!

— Прогноз, дурочка! — фыркнул саврянин. — Предсказание. Сам дурак, — сердито и смущенно подумала Рыска. — Зачем какие-то прогносы выдумывать, когда уже есть красивое, всем понятное слово?»

— Не хочу я еще одного шоша!

— Слушай, девка, — недовольно обернулся саврянин. — Ты так и собираешься всю жизнь соломку подстилать?

— Если знать, что там камни, — то почему бы нет? — возразил за подругу вор.

— Да потому что камни — везде! Увернешься от одного — по другому размажет.

Жар оценивающе, склонив голову к плечу и прижмурив один глаз, поглядел на саврянина:

— По-моему, ты просто нарываешься.

— А если и так? — с вызовом спросил Альк. — Все равно подохнуть от старости мне не суждено.

— Зато мы бы не отказались, — поежившись, пробормотала Рыска.

— Не дури голову. Я же тебе уже объяснял: наш дар не приговор, а подсказка. Надо быть осторожнее, только и всего.

— Ага, ты еще говорил, что на боевище он вообще не работает!

— Я имел в виду, что проку с него нет, — возразил Альк. — Дурак и в луже может рыбу удить, но это же не значит, что он с ухой будет.

— Потому что ты меня ударил! — обиженно запротестовала девушка. Затылок, между прочим, до сих пор ноет. — Еще бы чуть-чуть…

— Ага, — ядовито поддакнул Альк. — Все оттого, что злой дядя поклевку спугнул.

— Но я чувствовала…

Саврянин отмахнулся, не желая продолжать бессмысленный спор.

Тем временем компания успела углубиться в лес и снова сбиться в тесную кучку — точнее, Альк продолжал ехать посередине дороги, Рыска прижалась к нему слева, Жар справа. Кто тому виной, коровы или их всадники, неосознанно подтягивающие поводья, сказать было сложно, ибо струхнули все. Дорога оставалась широкой, но зрительно сузилась вдвое — у обочин лунный свет подъедали вытянутые над просекой ветви. В чаще что-то тонко и уныло выло — возможно, шипонский заяц. В Рыскином воображении начал зарождаться сюжет, как стая бродячих зайцев нападает на корову, но продумывать новую сказку девушка не спешила — чтобы не накаркать.