— Чего?
— Там не глядеть, а щупать надо, — глубокомысленно пояснил вор.
— Вот зараза!
Монетки опять зазвенели по столу.
Девушка растерянно провела правой рукой по предплечью левой, поправляя задравшийся рукав. Наткнулась на браслет — и ее снова кольнуло беспокойством.
— Как думаешь, сколько он стоит?
Вор с удовольствием принял побрякушку, покачал на ладони — тепленький, тяжелый, ох и приятное ощущение! Поднес к свету, любуясь игрой камней.
— Сотню златов без вопросов дадут. С вопросами и полторы взять можно.
Но Рыска, вместо того чтобы порадоваться вместе с другом, побледнела еще больше.
— Жар, — прошептала она, судорожно хватаясь за край стола, — мне кажется, он сказал домой вовсе не про кормильню…
Дом почти не изменился. Только черепицу переложили, была темно-красной — стала серо-синей. Будто новую шапку надел.
Хлопнула дверь. По крыльцу вприпрыжку сбежал мальчик лет шести-семи в чистенькой одежде, с зажатой в кулаке рогаткой.
— Таш, куда?! — отчаянно понеслось ему вслед. Мальчишка даже не оглянулся, припустил вдоль улицы, только белые косички по спине хлещут.
На крыльцо вышла старушка-служанка, покачала головой, поохала. Алька, стоящего в переулке, она не заметила — не то уж зрение.
Саврянин отвернулся. Не стоило сюда приходить. С самого начала знал, что не стоило. Но не удержался.
Что ж, отлично. Все идет своим чередом. Вон как племянник вырос, есть кому продолжить славный род Хаскилей. Теперь можно со спокойной совестью заняться достойным завершением своего.
Альк не питал ни малейших иллюзий — Райлез его не отпустит. Ни добром, ни силой. Наоборот: что угодно Сашию отдаст, лишь бы заполучить обратно.
И кого угодно.
За завтраком саврянин на пару щепок вышел из кормильни и попросил прислужника перевести Смерть с ее вьюками в другой коровник. Если друзья начнут расспрашивать, куда она пропала — пусть говорит, что хозяин забрал.
У Алька все-таки был предел тому, что он готов отдать.
— Эй, ты! В белой рубашке!
Пришлось обернуться — по улице кроме Алька шли только купец в расстегнутом по случаю жары кафтане да баба с двумя ведрами воды (а еще говорят, хорошая примета!).
Окликал его путник, молодой мужчина на худой сонной коровенке. Видать, выходец из вески: лицо круглое, нос будто из краюхи сделан, волосы пыльно-русые. Пожалуй, он был ровесником Алька — недавно покинул Пристань, — но белокосый ощутил себя старше лет на пять, а то и десять. И поглядел на путника чуть ли не с жалостью.
— Чего?
— Тебя, случаем, не Альк Хаскиль зовут?
Белокосый подавил ухмылку. Парень был еще глупее, чем казался с виду.
— Нет, — нахально ответил Альк, не останавливаясь. Путник озадаченно уставился на его спину. Прислушался к дару. Потом еще раз, на всякий случай: не может быть, чтобы мимо него вот так запросто, средь бела дня, прошел беглец, которого уже месяц разыскивают все Пристани!
Белокосый почти дошел до перекрестка, когда путник наконец решился и возмущенно заорал:
— Врешь!
— Н-да, не выгорело, — разочарованно пробормотал Альк себе под нос, прибавляя шагу.
— А ну стой! — Круглолицый подхлестнул коровенку. Купец шарахнулся к стене, баба ойкнула и выронила ведра — по мостовой зажурчало, плеснуло под копытами.
Невозмутим остался только собственно беглец.
Путник с крысой против видуна — как видун против обычного человека.
Есть только одно но.
Люди знают, в чем сила путников.
Альк знал, в чем их слабость.
Выжигать свечу ради его поимки парень не станет, побоится: вдруг и разбойника упустит, и крысу угробит? Так, по мелочи крутить будет. Значит, надо вести игру таким образом, чтобы шансы путника на победу ни разу не превысили одного к десяти. Как с Рыской на мечах рубиться: будь ты хоть трижды видунья, а победит все равно воин.
Альк любил столицу. И был уверен, что она ответит ему взаимностью.
Коровенка выбыла из погони уже на втором переулке: поворачивать туда на всем скаку оказалось неудобно, к тому же скотина боялась узких темных проходов и с испуганным ревом вздергивала голову, топчась на месте. За спиной Алька зашлепали подошвы. Надо признать, бегать путник умел — не успел еще раздобреть на сытных видуньих хлебах.
А вот умеешь ли ты, дружочек, лазить?
У первой же подходящей бочки с цветами белокосый подпрыгнул и, безжалостно смяв пышную шапку листвы и лепестков, взобрался на крышу дома.
— Ты что делаешь, крыса!!!
Возмущенный вопль оборвался: хозяйка увидела путника, доконавшего ее любимую клумбочку, и испуганно захлопнула ставни.
Дожидаться его у трубы беглец не стал. Лавка ростовщика, баня, доходный дом, курятник… Это оказалось даже легче, чем в детстве, — ноги у Алька стали длиннее, мышцы крепче. Отмахав с дюжину крыш, все выше и выше, саврянин остановился на гребне здания суда, обернулся.
Путник спекся уже на курятнике: стоял, держась обеими руками за шпиль (соответствующий заведению флюгер очень символично покручивался над неудачливым преследователем), и тоскливо глядел беглецу вслед. Альк ернически ему помахал, развернулся и стал спускаться по скату с противоположной стороны, без труда удерживая равновесие. Можно спрыгнуть на балкончик, а там спокойно войти внутрь — здание-то публичное — и спуститься по лестнице, как порядочному горожанину.
Да только на этом доме черепицу за семь лет так и не поменяли…
За балкончик саврянин все-таки уцепился. Снизу. За декоративную сосульку с треугольным наконечником, по которой не взобраться — слишком скользкая. Лицом к соседнему дому, до которого хорошо бы прыгать с разбегу, и немалого.