Год крысы. Путница - Страница 11

— А может, попробуем еще погулять, поискать его? — Рыска устала, но какое-то неясное беспокойство мешало ей согласиться с Альком. После разговора с мудрецом никак не успокоится, что ли?

— В этой каше? — фыркнул саврянин, обводя рукой заполоненные людьми улицы. — Мы даже не знаем, как он выглядит.

Жар промолчал, признавая его правоту, и Рыска тоже сдалась. Найти свободные места в кормильне в разгар праздника было не легче, чем беглого купца, и пришлось устроиться просто под стенкой дома, как последним бродягам. Впрочем, таких сегодня было много, даже стража смирилась и не гоняла. Стоило Жару попасть в тенек и вытянуть усталые ноги, как он начал задремывать, клонясь головой к Альку на плечо. Саврянин зло отпихнул его раз, другой, потом не выдержал и пересел по другую сторону от Рыски. Жар тут же сполз окончательно, уютно устроившись щекой у подруги на коленях. Девушка шутливо потрепала его по пыльным кудрям, спящий друг расплылся в улыбке, чмокнул губами и пробормотал что-то отнюдь не братское. Рыска смущенно отдернула руку, хотя обращался Жар явно не к ней.

Идущие мимо люди их словно не замечали, только какой-то оборванец запнулся об Алькову ногу и в сердцах бросил что-то насчет падали и саврян. Альк лениво смерил его взглядом — этого хватило. Жара потихоньку шла на спад, сверху, из ящика на подоконнике, доносился одуряющий аромат каких-то цветов, легкое похрапывание друга действовало убаюкивающе, и вскоре девушка тоже начала клевать носом.

* * *

Темнело. Еще лучина — и неясно будет, где тут полено, а где его тень. Цыка поставил на колоду очередной чурбачок, но рубить не спешил. Утер щекочущий брови пот, потянулся, не выпуская из рук топора, и чуть не уронил его на ногу. Вечно так: покуда работаешь — никто твоего старания не видит, а едва улучишь щепочку передохнуть — хозяин тут как тут!

Но на сей раз Сурок не кинулся браниться, даже улыбнулся ласково и рукой махнул: мол, умаялся, труженик, сядь передохни! А я тебя беседой развлеку.

Садиться батрак не стал — постеснялся. Только топор в чурбак воткнул, задом чуя: что-то тут неладно. С Рыскиного бегства уже неделя прошла, а хозяин никак не мог простить Цыке с Михом, что упустили девчонку. Вначале грозился вообще без платы выгнать, потом вроде поостыл, но все равно отравлял жизнь, придираясь по каждой ерунде. Миху-то как с гуся вода, а у Цыки жена беременная, дом недостроенный, сейчас ругаться с Сурком ну никак нельзя, надо хоть до зимы доработать.

— Дружок твой уже к отъезду готовится, — кашлянув, начал хозяин.

— Ага, — осторожно поддакнул батрак. Еще как готовится: прихватил кувшин ледяного вина и утопал в веску к девкам, чтобы душу напоследок отвести. Даже Муха ворчать не посмела — последний же денек вольной жизни, а как оно дальше обернется, неведомо. Гонец с тсецами и путниками дождались конца жеребьевки, записали имена «везунчиков» и уехали, велев добираться в Макополь своим ходом и быть там не позже завтрашнего вечера. Назад поедут — проверят.

— А мои бабы во-о-оют, — вздохнул Сурок, присаживаясь на лавочку под стеной. — Мол, на кого ты нас, кормилец-поилец…

Цыка промычал что-то согласно-сочувственное. Жена с женкой, узнав о постигшем их горе, действительно подняли крик: дурак, пень бородатый, почему сразу с весчанами не договорился?! Небось посулил бы каждому по полсребра, чтоб без него тянули, — с радостью бы согласились! Нет, пустил дело на волю Сашия, потащился с путником советоваться, выгоды искать — а в итоге все потерял!

— Экая глупость, — продолжал Сурок, распаляясь, — хозяина хутора на тсарскую стройку отправлять! Да тсарь больше налогу с прибыли недополучит, чем на моем черном труде заработает! Чтоб я камни на старости лет ворочал, позор!

— Так вас небось командовать поставят, — льстиво предположил батрак.

— Да на бычий корень оно мне! — выругался хозяин. — У меня сенокос на носу, пруд копать надо, скот клеймить и разбирать, что на племя, а что на продажу! А если тсарь нас там до морозов мурыжить будет, это ж вообще развал хутору… — Сурок поерзал на скамеечке, вперил в работника тяжелый взгляд и уже без обиняков предложил: — Слышь, Цыка, пошел бы ты вместо меня, а?

— Да ты что, хозяин, Фесське ж моей рожать через месяц! — растерялся батрак. — Как я ее брошу?

— Тю, эти бабы как кошки, — махнул рукой Сурок. — Родит, никуда не денется. Я ей лучшую шептуху в округе позову. Зато вернешься с прибытком.

— С чего бы это? — не понял Цыка. Тсарь на деньги скуп, хорошо если по паре медек в день заплатит, а то и вовсе зажмет, скажет: на благо государства. Поди возрази — сразу изменником родины объявят, тогда хоть бы вообще домой вернуться.

— Так я ж тебя не так прошу, а по-хорошему! — появственней намекнул Сурок. — Будет твоему первенцу подарок: овечка молоденькая, тонкорунная.

— Да нам вроде как от вески ярку обещали, — почесал затылок Цыка, старательно отводя взгляд. Разговор здорово его тяготил: и отказывать хозяину неловко, и ох как не хочется куда-то уезжать. Избу доделывать надо, жена опять же вот-вот…

— Тогда барашка в пару, — продолжал соблазнять хуторянин. — По весне уже с приплодом будете.

— Да ее в общем стаде и так оседлают…

Сурок и не рассчитывал дешево отделаться — но торги следует начинать с заведомо малой суммы, тем ощутимей будет разница с серьезным предложением. К тому же, чем Саший не шутит, порой находятся дураки, которые даже на гнутую медьку соглашаются.

— А теленка — хочешь?

— Да ты нам и так две… — Батрак настороженно глянул на хозяина. Не сумел купить — так теперь начнет грозить, что заработанное не отдаст? Пусть только попробует, тогда Цыка точно не поленится до города дойти, к судье. Сурково-то имя в тсецкие бумаги вписано, не отопрешься!